ЭТОТ СТОН У НИХ ПЕСНЕЙ ЗОВЕТСЯ
ИЛИ
КАК ЗАПИСАТЬ АЛЬБОМ

Июль 1999 с полной ясностью показал тот факт, что цифра 17 обладает для Дай-Рот мифологизированным значением, поскольку именно с ней история коллектива связывает свои в некоторой степени судьбоносные поступки. Так, именно в актовом зале петрозаводской интеллектуально озабоченной школы №17 некогда, практически на самой заре человечества, стартовал некий уже тогда напыщенный проект, усердно лабавший в динамики от проигрывателя и использовавший совковую трехножную подставку под цветы в качестве опоры для одного краденого пионерского барабана и двух бонгов. По прошествии более или менее бурного времени, цифра 17 вновь замаячила перед лицами увенчанных самодовольством дайротовцев. На этот раз она сверкала в виде надписи на дверях соответствующего училища. Образовательная ступень повысилась, что школа закончилась, настала пора определяться с выбором профессиональной ориентированности. И выбор был сделан, а Рубикон повернуть вспять.

Само понятие запись неоднократно всплывало в воздух в течение предшествовавших ее окончательному появлению лет. Первый раз нечто напоминающее это самое слово было содеяно в 1993, когда за 4 часа было записано 5 штук песен оригинального написания. После возникла пауза, Тогда писалось на репетициях в магнитофонный микрофон в целях неизвестно каких. Однако идея не теряла сил, напоминая о себе в той или иной форме. Когда же становилось совсем уж невмоготу, некоторые фрагменты Дайрота предпринимали попахивающие жертвенностью во имя чего-то вечного попытки снятия внутреннего напряжения путем записи синглов различного словесного содержания, но одной направленности. Речь идет о преследующей всех музыкантов болезни под названием "blues", так вот в данном случае анналы Библиотеки Сената США были пополнены самостоятельного производства околоблюзовые акустические композиции под названием: "Ma inhoon sua, baby", "Mika minun on?" и "Sotalaulu". Однажды в 1997 году в мае студия ГТРК приняла в свои внутренности коллектив в полном составе, однако претенциозная попытка записать альбом за одну рабочую смену обрушилась на черепа самих возжелавших реализовать столь безумную затею вместо полноценного лонгплея в виде всего лишь одной единственной песни "Monsur". В общем-то, ничего удивительного. Выполнение подобного рода глобальных мероприятий было под силу только лишь "The Beatles" и прочим, стоящим в одном ряду с ними, но у них ведь все было гениально, а что гениально, то просто. Здесь же все оказалось не так.

Разъехавшиеся на каникулы студенты училища №17 и не подозревали, какого рода процессы происходили в течение среднего летнего месяца июля 1999 года в стенах их родимой alma mater. А там творилась история. Аппарат, во всяком случае, его наиболее раздолбанная часть, был перевезен еще весной, основная же часть в виде пульта и всяких остальных красивостей ожидала своего часа на явочной квартире. В качестве арендной платы пригодился хлам, вывезенный из предыдущей базы – института "Карелгражданпроект". И вот наступил тот самый роковый июль, когда всю было погружено, вывезено, привезено на место и вновь сгружено.

Под студию была выделена комната метров 20 квадратных в своей площади, к которой, как будто назло примыкало еще две небольших комнатки. Начались тщательно дезорганизованные подготовительные работы. В бетонных стенах делались скозные дыры (1 штука) для проводов в барабанный отсек, под потолок цеплялись крючья для развешивания проводов для остальных музыкантов, которых оказалось немыслимое количество, повсюду вешались всякие тяжелые и пыльные тряпки для звукоизоляции, из окошка на уличный газон выводилась собственная "земля", мылись полы, со страшной силой курился табак, пился растворимый кофе и чай из пакетика, елись омерзительные экспресс-макароны по трюнделю за упаковку и, как же без этого, говорились всякие миллиард раз до этого говоренные и, в некоторой степени, набившие хорошую оскомину речи. Планировалось засесть здесь настолько, теоретически настолько, сколько понадобится, чтобы выпустить, наконец, добротную работу. Практически же взятые напрокат барабаны "ТАМА" надо было отдавать в конце месяца. Никто и не предполагал, что процесс займет целый месяц ежедневного труда, учитывая, что репертуар был давно уже готов. Точнее, было бы правильнее сказать, что он казался готовым, несмотря на то, что последнее подобие репетиции, поставившей жирную точку в судьбе Дай-Рота прошла около полутора лет до этого. Свою роль в отягчении процесса записи сыграло и то, что вся происходило как бы впервые, поэтому массы ошибок избежать не удалось. Например, почему-то чрезвычайно тяжело воспринималось то, что на записи некогда до помутнения в сознании отрепетированные номера казались адской насмешкой над Музыкой. Приходилось искать и вновь возвращаться к уже отработанным вариантам. Случалось, что опускались руки, а рот как-то сам по себе раскрывался для того, чтобы найти, наконец, того самого СТРЕЛОЧНИКА, который во всем этом виноват. Нельзя сказать, чтобы это совсем уж не удавалось, но и стрелочник оказывался не лыком шит и лаптями щи не хлебал.

В какой-то момент вся эта тщеславная затея оказалась под большим знаком вопроса. Взятый через пару месяцев после посещения Jakokoski '97 на пост заведующего ударным отделом консерваторский парень Дима Игнатов в свойственной его мистической фигуре манере "не-рыба-не-мясо" приказал долго жить, отчалив в Германию с местными "джазерами" зарабатывать хрустящие дойчмарки на прожитье. После сдобренных изрядной дозой угасающей надежды долгих метаний от одного к другому и бесконечных препирательств и виртуального мордобития было решено вернуться к кандидатуре некогда отправленного в продолжительный и неоплачиваемый отпуск Юры Коробова. Надо сказать, что в конечном итоге решение себя оправдало.

Не обошлось и без совершенно неожиданных казусов. Потливые в июльской жаре лбы могли напрягаться до умопомрачения, три-в-одном кофейные пакеты заполняли мусорный бачок, упоминавшиеся ранее макароны вызывали несварение желудка, сизый дым от продуктов отечественной табачной промышленности стелился по окрестностям, заставляя кашлять и чихать даже владельцев авто с выплевывающими гарь двигателями. Несмотря на все эти мероприятия, работа не шла. Но подсказка пришла совершенно случайно. Поджимали сроки. Через два дня предстояло распрощаться с барабанами и, соответственно, свернуть всю эту лавочку. День прошел, как обычно, в бесплодных попытках сделать что-нибудь путнее и довершить запись оставшегося пол-альбома. Возникла идея придти на базу ночью. Это попахивало ночными репетициями трехлетней давности.

Наступил вечер, и ночь принесла отдохновение спокойно засыпавшему городу. Но для кого-то она означала начало ночной вахты. Тишина спустилась на землю, показывая Музе где раки зимуют и возвращая ее горделивую с небес вниз. И ведь именно в июльской ночи, когда за окном раздавался лишь охрипший лай одинокой собаки да невнятная песня накушавшегося тройного одеколона забулдыги, на отягченные созидательной работой головы дайротов спускалась божественная благодать, осеняя их мыслями и ощущением причастности к вселенскому музыкальному творчеству. Включив свои комбики, пульты, примочки и адаптеры они поняли, что настало время "Ч". Стук проезжавшего мимо скорого задавал нужный ритм сердцебиению. И вот уже звучат аккорды, и вот уже становится понятно, что попытка не напрасна. Нет абсолютно никакого голоса, пальцы стерты в кровь, рубашка покрылась недвусмысленными пятнами, штаны засыпаны пеплом, но зато записаны наиболее удачные варианты вечнозеленых хитов.