D'Airot

Неопубертат Куна-Петкуна
или
Вторая половинка Януса

Янус сыграл злую шутку со словом "петкун". Ситуация возникла щекотливая, когда в столичных звездных кулуарах затопало имя, заставившее ту часть наших, которая еще помнит славные 80-90-е вначале затрепетать от гордости за свое, родное, типа, "да неужели, наконец-то!!! ура", а потом приуныть и духом пасть. Тот по поводу которого оказался весь сыр-бор был славиком, а не петей, да и вообще: Надо же, как бывает. Впоследствии тот, который из другой жизни, оказался проворным что ли и сумел свое имя продать во все газеты и журналы, нарисоваться на телеканале и бортах местных троллейбусов, запечатлеть свой бессмертный вокал в модном до боли мюзикле и прочее. Заслуг перед нацией и страной у не-нашего Петкуна хватает, и о них растрезвонили по всей округе. Да так отменно хорошо, что в нашем сознании придавили память о нашем парне донельзя. Наступили на горло песне со всей дури. Теперь слово "петкун" это целый ассоциативный ряд, к которому наш отпрыск не имеет никакого отношения.

Но вообще-то, ложные и глупые все это позывы нежности и жалости. Наш Петкун, известный уж который десяток лет в миру и двору как Петр Васильев, парень оказался не промах и щи лаптем не хлебает. Пока ихний там губит здоровье, отрабатывая имидж эдакого измученного тяжелой неволей опиофага-кокаиниста-гашишера и лицо generation X, наш подобно молнии проносится по катетам и гипотенузам Питер-Хельсинки-Гётебург, ваяя произведения оригинального сочинения на местных студиях. Изредка сидящие на завалинке могли увидеть эту фигу-точка-ру, затянутую в отменную черного цвета кожу, которая, источая бодрость духа, свежесть тела и аромат, смеем понадеяться, Memoire d'homme, бодрым шагом бывалого физкультурника фланировала вверх-вниз по центрально улице. Причаститься же к l'homme fatale было совершенно невозможно, так как страшно высоко они парят над народом обычным, лошкового и лишенного счастья на минутку заскочить в Zara, выходя из продуктового отдела магазина Stockmann в Хельсинках.

Это все части формирования имиджа артиста. С этим и у ихнего, и у нашего Петкуна все в порядке, надо сказать. Наш подтянут и прикинут, под облегающей футболкой угадывается цепочка толщиной в ту, что на "Дружбе", на шее бандана и все прочие необходимые причиндалы. Намек на серебро в волосах прикрыт модным головным убором.

Петкун есть только один в мире – это наш Петкун. Наш был звездой уже тогда, когда не-наш ходил пешком под стол. Наш был весь такой навороченный с модными гитарами на цветных постерах, а внизу под физиономией-то, ишь ты, гляди-ко, по-иностранному намалёвано. Чёй там пишут-то, а? Так болтали, щуря глаза на лощеного выскочку со скопированной в западных журналах жестикуляцией. Это была серьезная претензия на образ идола молодежи и студентов. Пафосу добавляло то, что на глянцевых отпечатках давнишнее и, видимо, не слишком любимое "погонялово" вдруг стало творческим псевдонимом новоявленной звезды. Правда теперь оно было искусно переделано на аглицкий манер и несколько отдавало зоологическим душком.

Тогда несколько лет назад народ был добит окончательно тем, что на концерте в зале "Творческих мастерских" в присутствии большого скопления бомонда крестный отец местных барабанщиков вдруг был представлен в образе гитариста, автора песен и вокалиста в одном лице. Эффект был потрясающий. Представитель обычно лишенных права голоса мастеров дубильного цеха пел по-английски, правда, прононс являл собой наглядный пример того, как произносить категорически запрещается.

Касательно же музыкальной части для пущей убедительности и дабы учить сомнения во всех сомневающихся вокруг фронт-персоны были собраны именитые фигуры местной рок-сцены. Настолько именитые, что называть лишний раз – лишь всуе поминать, что запрещено Писанием. Кажется одного наш Петкун добился тогда – эффекта неожиданности. Никто ничего не понял толком, запомнили только, что парню тексты американец какой-то чуть ли не из Мемфиса пишет, а Эндрю Ллойд Уэббер со товарищи ходит на посылках и лишь изредка допускаются к телу. Во как!

Ну а потом потерялся наш славный Петр Васильев. Вначале сдружился с японскими музыкантами, а потом оставил бренную землю и воспарил в эмпиреи к звездам мирового шоу-бизнеса. Иногда ветер доносил отголоски тех фейерверков, в пламенях которых восставала роковая фигура господина Пит Куна. Иногда узнавала наша завалинка, что пристроен ее мальчик, служит в хорошем месте и жалованием не обделен совершенно. И предстоит ему повышение по службе, глядишь, сменит партикулярное платье на что-нибудь соответственное его персоне. Шушукался народ, но предполагал, что наш славный малый все эти слухи распространял собственноручно, чтобы помнила его родина малая и большая и была готова облобызать, когда они осчастливят своим появлением среди падающих звезд и всякого там феерического огнепоклонства.

А вот давеча, буквально накануне славного и обожаемого Дня Сурка года 2003-го случилось одно пренеприятнейшее событие: пропажа нашлась, и наш-Петкун, который в связи с повальной нотр-дам-манией нещадно обрезал свой нетленный псевдоним до короткого, но меткого Кун (Coon), явился народу во всей красе личины своей. И это не выглядело как возвращение блудного сына! И голова его не была посыпана пеплом. И он был даже не в гордом одиночестве, но сопровождался Арто П. Ринне и проигрывателем для компакт-дисков в руках все того же Касымыча. На потолке "Кивача" плавала какая-то цветная дискотечная несуразица, а народ поначалу не мог нигде просто даже притулиться. Можно было подумать, что случился полный аншлаг, но это, конечно, было полной чепухой и нелепицей. В большинстве своем сидевшие на головах друг и друга персонажи были субботними тусовщиками, которым по морозу недосуг босиком бегать к милому/милой, а делать особо нечего. А тут на тебе два взрослых мужика ходят по сцене с настоящими акустическими инструментами, один из них входит в сонм культовых фигур Петрозаводска, другой до боли похож на кого-то с МTV или с обложки глянцевого журнала. Качество энтертеймента в таких ситуациях должно быть гарантировано. Чего же не потусить еще немного, к тому же еще и на халяву. И правильно поступили – окунание по уши по-своему также способствует формированию эстетического вкуса.

Кроме этого, возраст большинства из них едва перевалил за пубертатный. Но даже это, казалось бы, приятное для неопубертатного репертуара господина П. Васильева обстоятельство не спасло организованное им мероприятие от полного фиаско. В промежутках между композициями, пока нажимались кнопки японского музыканта, возникали тяжелые паузы всеобщего молчания, которые усугублялись попытками фронт-мэна проекта "Кун-Ринне-Фанера минус" отвесить что-нибудь значимое в духе, видимо, достойных образцов для подражания из центрально-европейских клубов. По правде говоря, это ограничивалось фразами типа "Ар ю олл райт", "камон" и прочая присущая данному музыкальному жанру пурга. Восторг в рядах быстро отупевших от музыки господина Куна слушателей вызвала песенка с крайне запоминающимся припевом, начинавшемся с классических "ша-ла-ла-ла", далее было совершенно неразборчиво. Лишь один пожилой дядька, пребывавший в изрядном подпитии, перманентно испытывал нечто похожее на эйфорию от соприкосновения с великим творчеством второй половинки Януса.

"Мы записали эти песни в лучших студиях Санкт-Петербурга, Хельсинки и Гётеборга", заявил господин Кун во всеуслышание, после чего Касымыч на протяжении часа сосредоточенно давил на кнопку пуск-стоп плейера, из которого исторгался какой-то совершенно лишенный вкуса музыкальный мусор. Музыкальные фразы, надерганные со всех услышанных дисков модной клубной музыки и расставленные новоявленным гуру в вольной последовательности, перемежались его же певческими экзерсисами все с тем же незабвенным норфолкским, ньюкастлским или, как его там бишь, прононсом. Сами же вокальные данные исполнителя по имени COON имели большую претензию на трио Стюарта-Адамса-Стинга в незабвенном "Короле воров", но не более. Либо, к величайшему сожалению, никто этого не сумел оценить по достоинству. Все же приходится склоняться к мысли о том, что это было мало эстетичное, идущее явно не от диафрагмы, но от другого места звукоподражание. И свалить на сидячую позу было тоже неправдой, поскольку певший "ша-ла-ла-ла" на "бис" Кун ни на йоту не сумел реабилитироваться даже в вертикальном положении и с отброшенной гитарой. Жестикуляция руками при этом выглядела неуместной и просто комичной пародией. Наконец, особого упоминания требует отношение исполнителя к исполняемому материалу. Гармонии были выучены, хотя записанная бог знает на каком "Атари" фонограмма все равно позволяла лепить мимо нот и ползать по грифу в поисках нужной позиции. А вот тексты частично по той или иной причине были некоторым образом неизвестны исполнителю. Посему он то и дело перебирал видавшие виды "портянки", что, собственно, было совершенно не нужно, поскольку поэтика вращалась согласно законам жанра вокруг избитой дихотомии "together-forever", и некоторым из публики удавалось иногда даже попадать в слова, открывая наугад рот.


© 1998–2023