D'Airot

Ля Кустика
или Вариант с отключенным электричеством

Опыт, как и половое бессилие, приходит с годами. Все познается в сравнении и все относительно. Банальные до отвращения истины, но ничего с этим не поделать. Между прочим, в воздухе петрозаводской рок-тусовки, выросшей в переходные 90-е, витает упрек в полупаразитическом существовании Дайротов и почивании на лаврах. Нельзя не согласиться, что такое восприятие явлений действительности вполне имеет право на существование. Однако в большинстве своем, эти самые господа хорошие уже давно головками поникли. Так что в этом смысле упрек окрашен в патологоанатомические цвета, да и только. Но, с другой стороны, оппонентам со стороны всегда лучше знать. Ведь если взять, скажем, период второй половины 90-х годов, так то время иначе как бурным гормональным взрывом не назвать: многочасовые репетиционные марафоны да еще по несколько раз на неделе, накопление материала множественным числом композиций самого разного жанрового начала. Речь тогда шла ни больше, ни меньше как о покорении мира со всеми его вершинами и вершинками, долинами и долинками с их системами "шесть". Мир пал к ногам, маленький человек стал большим. Что же дальше?

Если честно, наступившая после многих лет работы в поте лица стагнация была даже где-то приятна. Дело даже не в банальном отдохновении от всего осточертевшего. Приятность заключалась в том, что червь безделья всегда кусал сам себя за хвост. Привычка ведь вторая натура, говорят. А привычка была хорошо сформирована. Ведь чего только не пришлось делать в доотпусковое время. Огромное количество репетиций, какие-то концерты в разных местах, смены и обновления состава, великая дружба и мерзкие дрязги, был альбом, были гастроли, словом, была жизнь: Но в какой-то момент что-то либо надломилось, либо сломалось в механизме. Говорят, что хобби стало слишком серьезным, чтобы оставаться просто хобби. Может это и так. В любом случае возникла пауза. Кому-то она показалась вечностью. Кто-то улыбнулся. Кто-то успел констатировать крах большой идеи. Кто-то начал собирать деньги на погребальный венок. И так далее.

Идея акустического дуэта оказалась идеальным классическим решением в случае, когда многоголовный коллектив трещит по швам. Усталость от колхозной жизни приводит либо к повальному пьянству, либо к возникновению самостоятельных хозяйств. Частично акустический дуэт это полумера. Это один из вариантов поддерживающей терапии. Так или иначе она должна была вылиться во что-то. Так и случилось. Идея именно полностью акустического альбома появилась, кстати, весьма спонтанно. Если же учесть, что до этого Дайрот в обрезанном варианте работал более или менее активно уже около года, то рождение такой идеи вполне соответствует всем человеческим представлениям о естественной биологической цепочке зачатие/вынашивание/рождение. Появившись, она покорила мир своей непритязательностью и простотой, а замявшийся на одной точке процесс музыкотворчества сразу же отправился по назначению. Две родительские головы вошли в состоянии активного питания, накопления информации, периодического зависания и так далее.

Вроде бы все было предельно ясно. Ко времени выхода в творческий отпуск было накоплено столько материала, что его могло бы хватить на несколько альбомов с разной стилистикой. Это в количественном отношении. Что же до качественной стороны, то здесь можно поспорить. Номера игрались, конечно, но их идеальная форма требовала вынашивания и вызревания. В самых клинических случаях ощущения фальши не оставляло пока номер не отправлялся в запасники. Но есть один пример того, как один из недоделок и уродцев умудрился-таки каким-то образом удостоится чести быть включенным в официальный альбом. Речь идет об очень странной композиции "Noyryys" с дебютника "Kuolleen virsi". Уж чего только с ним не было сделано в свое время. Кстати, где-то есть рабочая кассета с 90 минутами исполнения одного только этого номера в разных вариациях. Его и мыли, и стирали, и обесцвечивали, и красили, и закапывали, и сжигали, и склеивали, а он все отказывался жить самостоятельной жизнью. Так и остался никаким в укор и назидание всем.

Так вот под стопочку да под сигаретку сидели и решали, что будем записывать. Казалось немного постыдным, что как же это старый на 90 % материал, а где же новый? Здесь даже не тот факт, что "а что скажут люди", а внутреннее ощущение того, что это уже пройденный этап, десятки раз игранный репертуар, и вдруг он снова всплывает, претендуя на свое место под солнцем и на рамку в зале рокенролльной славы. Неужели ничего поновее нет? Может и есть, только их время еще придет. А сейчас настало время тех, которые ранее казались чахлыми деревцами с кривыми стволиками и веточками. Новыми глазами, с новым умением в пальцах, с новым видением, с новыми людьми, наконец, это не могло не зазвучать иначе, сохраняя при этом первоначальную идею.

Кстати говоря, эта домашняя работа по подготовке материала очень напомнила те заветные далекие времена больше десяти лет назад, когда вторым человеком в ядре коллектива еще являлся ныне постоянно проживающий в ближайшем зарубежье счастливый отец двух очаровашек – Роман Гоккоев. Те самые воскресные репетиции в 9 утра, когда будущей легенде петрозаводского рока было еще 1-2 месяца от роду, а претензий на захват голливудских холмов выше крыши. Претензий осталось не меньше, правда, ощущение реальности стало гораздо больше, а так все осталось по-прежнему. Все тот же принцип спрятанного за шторами милого интима между двумя взрослыми мужиками, изо всех сил пытающимися создать нетленку, которая должна пережить их самих.

В целом же если оценивать схему альбома, то это срез всех тех увлечений, настроений, направлений, интересов, влияний, любовей и ненавистей, под влияние которых Дайроты попадали в течение вот уже 12 лет своего существования. Временной срез здесь довольно широк – практически 9 лет. Самым старым номером является "100A-blues", игравшийся еще с Р. Гоккоевым и А. Андреевым в 1992 году, самым молодым же является "Lomppa", аранжировка которого была сделана к записи альбома. Между этим двумя пограничными состояниями обнаруживаются следующие всплески творческого сознания:

les fleurs d'amour
номер во внутреннем обиходе всегда назывался просто intro. Необходимости в придумывании какого-то особенного названия никогда не было по той простой причине, что он никогда нигде до этого не исполнялся. Его создание потребовало, кстати, некоторого времени. Аккордовая последовательность и мелодический рисунок, на который накладывалось соло гитары (часть А) игралась один единственный раз в мае 1995 года на проводах одного университетского преподавателя финского языка в баре на втором этаже Национального театра. Часть Б с развернутым соло появилась весной 1998 года, а серединная часть, так называемый бридж, был изобретен Гришей уже непосредственно на репетициях альбома. Партия лидер-гитары на протяжении всего номера это продукт долгого размышления практически в течение целого года с мая 2001 по май 2002. Последняя точка была поставлена на записи. Название же появилось уже в процессе, когда нужно было сдавать макет обложки на типографию. Как можно заметить невооруженным даже глазом, в нем прямая связь с бодлеровскими "Les fleurs du mal".

sulkakaarme
номер создан где-то в сезон 1996-1997 годов. Репетировался для первой гастроли на Jakokoski-rock в августе 1997 года. Первоначальная его фишка заключалась в том, что барабаны играют доли наоборот, то есть сильная – в малый, а слабая – в бочку. Тональность была C dur, припев звучал очень как у ранних Guns'n'Roses, да и испанская часть была совершенно другой. Та, которая сейчас, была приклеена в 2001 году перед поездкой в Йоэнсуу. В нынешнем ее варианте звучит голос уже известной по работе над "Мади Блюзом" Я. Якимовой. Мексиканская легенда о "перистом змее" трагичная, но при этом светлая, отсюда женский вокал на подпевках в последней строчке припева.

mika minun on?
опять же старинный номер, придуманный весной 1996 года. На альбоме звучит уже его третья версия, что само по себе уникально. Первый вариант был записан в августе 1996 года на ГТРК "Карелия", потом через год мы вернулись к нему, записав видеоклип. Но этим дело на закончилось. Некоторое время блюз входил в основной репертуар и исполнялся на концертах "туттийно". В нем есть некоторые аранжировочные находки, необычные для очень консервативного жанра музыки решения. По-сути, номер постоянно являлся полем для экспериментов и приложения новых умений. В версии на альбоме было желание уйти от нетрадиционности в сторону традиционности, сохранив все же элемент нетрадиционности – так называемый, "синдром Дайрота".

talvilaulu
номер эпохи больших потрясений и февральской революции 1998 года. Период путча был окрашен в цвета нестандартных аккордов и наполнен глубочайшим пессимизмом. "Зимняя песня" никогда до сих пор не исполнялся на концертах. Впервые зазвучал на альбоме. Идея женского вокала пришла уже в студии. Было необходимо создать эффект тайной силы природы, смертельного холода, да не обидятся феминистки, убивающего одинокого путника. Морозное вступление сочинено и аранжировано, как и все остальные партии струнных на альбоме, все тем же вездесущим В.Троицким.

pienen joen maa
номер также не блещущий свежестью и невинностью. Но не смотря на это уже с 1996 года регулярно исполняется на концертах. Входит в тройку номеров, посвященных восточной тематике. Наивен, но в своей наивности добр. Один из вариантов, где на барабанах играет Д. Игнатов, был записан на базе в "Карелпроекте" весной 1998 года в качестве рабочей демо-записи. Аккордеон в руках И. Архипова существенно раздвигает панораму "части Б". А легко и естественно звучащая партия соло-гитары – продукт долгой и кропотливой домашней работы.

monsur
пожалуй, самый эпохальный номер всего альбома, да и всего творчества Дайротов. Уже изначально задумывался как некое глобальное музыкальное полотно. Одна из версий была записана на ГТРК "Карелия" в свое время. Саша Леонов со своим инструментом под названием "най" в ней тоже участвовал, правда тогдашний вариант звучал тяжело. Нынешнее исполнение не утратило своей тяжести несмотря на акустическое решение. Нововведением стала середина композиции, где звучат две настоящие арабские перкуссии, под странным названием "тарабука". В первоначальной версии была также "тревожная часть", в которой гитара изображала звучание боевых военных труб. После некоторого размышления эта часть была исключена, как и текст в ней звучащий, правда последний напечатан на вкладыше к альбому. Еще одной находкой стало приглашение на запись двух настоящих палестинцев. Если честно, то идея в чем-то подсмотрена и подслушана у Стинга. Палестинцев прописывали в той фазе записи, когда были записаны перкуссии и контрольный трек ритм-гитары. Поэтому поставленная перед ними задача была сложна: нужно было напеть собственную партию, не зная нашего номера совершенно. Было объяснено только направление движения мысли. Остальное отдавалось на откуп фантазии.

isanta ja kotka
идея исполнения старой калевальской руны появилась давненько, еще в том тысячелетии, однако по разным причинам она никогда не была реализована классическим составом. В репертуар она была включена непосредственно перед той майской гастролью дуэта-дуплета в Йоэнсуу. На концертах обычно исполняется древняя руна про Вяйнямёйнена и его игру на кантеле. На альбоме рискнули подставить все же свои слова. В музыкальном отношении исполняемая версия сочетает в себе самую разную мелодику. Кроме традиционной карельской темы на берестяной дудке, звучит стилизация под кельтские мотивы в гитаре, струнные же выдают партию, в которой отчетливо слышны элементы русской песни и классической музыки XIX века. Кроме этого в номере можно обнаружить целый набор самых разных находок и подковырок.

100A-blues
как уже говорилось, это самый старый номер на альбоме. На сегодняшний день он – единственный из тех, что составляли костяк программы когда-то давным-давно, когда вместо гитар были осиновые коробки. Суть номера осталась практически без изменений. Любительский дух начала 90-х сохранен нарочито ленивыми и кривоватыми соло на гитаре. Вся эта милая пародия сдобрена хорошей порцией вкусного музыкального хулиганства: конечно же, это Троицкий со своими одесскими переливами и незамысловатая штуковина, изо всех сил желающая хоть немного походить в своем звучании на изобретение господина Сакса.

lomppa
номер был придуман где-то в феврале 1998 года и должен был исполняться в С dur, но по прошествии нескольких лет тональность сползла на два тона вниз к более удобной во всех отношениях. Он никогда не входил в репертуар классического состава Дайрот, но все-таки не потерялся. На альбоме это самый свежий номер, можно сказать только что из печки. Репетиции его начались непосредственно перед записью, но успел пройти боевое крещение на "Мартовском Джеме". Кстати, это одни из немногочисленных номеров, в котором нет даже намека на гитарное соло.

la nostalgie
первая часть этого инструментала до вступления перкуссий и клавишных была сочинена в январе 1996. Через полгода он был записан вместе с первым вариантом "mika minun on?" и благополучно забыт. Оживление произошло совершенно неожиданно. Просто при отборе номеров в альбом при всей пестроте эмоций оставалась некоторая недосказанность, ощущение недостатка какого-то специфического настроения. А почему бы и нет? Тут же были найдены когда-то записанная партитура, хотя Гриша и без нее вспомнил всю тему (и это через шесть лет). Во второй части есть маленькая уступочка противникам акустики – там звучит "Kurzweil", а обработанный звук гармошки должен намекнуть на то, что следующий альбом не сможет обойтись без электрического звучания.

Однако вернемся к процессу. Разнообразие вещь довольно-таки опасная, она может легко сползти в эклектику, которая является самым страшным врагом искусства. Поэтому основная задача кухонно-комнатных размышлений заключалась в том, чтобы обнаружить крепкий осиновый кол, которым просто необходимо пронзить все разноплановые композиции, заставив их работать на одну идею.

Постфактумом очень забавно вспоминать весь ход вещей. Все приобретает полумистический оттенок. Может показаться, что на принятие внешне очень простых решений ушло слишком много времени. Например то, где и как, и с кем осуществлять непосредственно процесс записывания музыки. Однако это обманчивое впечатление. Как известно из анналов, первоначально был некий проект записать что-нибудь акустическое. Он возник за год до этого в связи с очередным посещением ближайшего пригорода Петрозаводска – Йоэнсуу. Что именно и как это должно звучать, этого никто из Дуплета не представлял, ну разве что по самому минимуму – на уровне общих кухонных рассуждений за аппетитной сигареткой и дымящейся чашечкой кофе "Президент". А там разговоры на кофейной гуще могут мутировать в неузнаваемые формы, сдобренные нагромождением вещей и проблем.

Процесс осознания происходил довольно плавно. Где-то в январе 2002 стало ясно, что надо записывать с перкуссией. К счастью в городе есть единственный в своем роде вариант, да еще и обладающий собственно инструментом. Так что эта половина проблемы снялась сама по себе. Аркаша Соколов, большей частью работающий в компании под названием "Reel" не стал тянуть ни резину, ни кота за хвост, а сразу дал многозначительно положительный ответ. Другой аспект это живые струнные. Господин Владимир Троицкий, известный во всех сколько-нибудь музыкальных кругах также не заставил себя долго упрашивать. Сей чудо-человече проявил недюжинную заинтересованность в проекте. Кажется, ему и впрямь было интересно, потому как он с удовольствием консультировал, за что нижайший поклон до самой матушки-землице.

Единственное что смущало, так это то, что В. Троицкий оказался человеком до посинения занятым. Трудно его было отловить, чтобы посидеть и набросать немного цифровок. Ходили мы в здание филармонии где-то месяца два. Исходили ножки, поистерли ступеньки, намозолили глазки тетенькам вахтершам-билетершам, стали лучшими друзьями всего симфонического оркестра, а заодно и народников, но, блин, таки своего добились. Большую часть работы Ведущий Альтист сделал еще до начала записи. Успел. Молодец. А то, что самую последнюю аранжировку струнных он набросал уже по ходу в день записи – примерно около 10.05.02 после восьмичасового бдения перед нотным станом в компании своих друзей, так это только плюс один и большой. Такой заряженный плюсовой энергией камень в огород всяких там бездельников и претенциозных юношей с модными электрогитарами наперевес. Талантище!!! Это безо всякого озорства сказано, не подумайте дурного.

Аркаша Соколов назначал нам репетиции пару раз в консерватории в комнатенке для индивидуального пользования всякими там ударными и безударными перкуссионистами. Была уже изрядна, надо признать, жара в начале мая. Грохотали понемногу, гораздо меньше, чем в те самые сопливые годы все в том овеянном легендами актовом зале института "Карелгражданпроект". И если Троицкий выписывал каждую нотку, добавляя сотню каких-то странных значков, понятных только ему да еще второй половинке Дуплета, то Аркаша был начисто лишен желания заниматься чистописанием. У него была своя непревзойденная по оригинальности метода фиксации. Предварительно отслушав записанную у "месье Зи" дома на кассету фанеру, он сказал, что нужно тут кое-чего подрисовать в органайзер. Потом, высунув язык, рисовал что-то тайнописью на каких-то фигульках-бумажечках. Бумажки были очень странные, как будто из разных наборов конструктора "Лего". На расстоянии вытянутой руки их уже не было видно. После полного заполнения они терялись где-то в заднем кармане штанов. Трудно было поверить, что с ближайшим походом в места не столь отдаленные эти самые испещренные клинописью таблички не будут использованы по назначению: Ох уж это косноязычие. Ничего такого не произошло. Когда наступило время "Ч", все бумажонки перекочевали в прямо противоположном направлении из заднего кармана на пюпитр. Произошло полное восстановление памяти, и переигрывать по миллиону раз не пришлось.

Совпадение вещей бывает удачным и не слишком. На свиданиях с господином Троицким неоднократно обсуждался вопрос о том, как, где, с кем стоит записывать акустику. Вариантов оказывалось не так и много: привычное уже Карельское радио с их студией, где в свое время был записан отличный в своей первозданной неотесанности вариант "Ma inhoon sua, baby" и где еще в бородатом 1997, кажется, году в мае была сделана попытка записать за день альбом, а получился только один "Monsur". Другой вариант заключался в том, чтобы пригласить Андрея Иванова с "Фабрики Грез" и записать живьем все планируемые инструменты – струнные, перкуссию, гитары и вокал. Никто не знает, что из этого получилось бы. Навряд ли что-то путнее. А может и путнее, но с огромными сложностями по части качества. Ведь участники записи альбом никогда вместе не садились и не играли ничего. Кстати, им этого так и не удалось сделать и впоследствии. Что тоже по-своему примечательно. Случилось же так, что "Reel" должны были уезжать в гастроль, а посему было поставлено жесткое условие записать перкуссию. Серьезная заявка на скорописание. Хотели было сунуться к уже знакомому по "Мади Блюзу" и вообще по жизни старому доброму Касымычу, но тот успел уйти в ежегодный отпуск заслуженный.

Паника начала одолевать по-серьезному. "Все пропало!" – восклицали с некоторой периодичностью они. Но это почему-то совершенно не помогало. Как обычно в критической ситуации мозг сработал на "отлично", да еще и не обошлось без маленькой помощи друзей. Все тот же вездесущий Троицкий (честь ему и хвала за это) договорился с еще не до конца выстроенной студией "Фабрики грез". Дело оставалось за малым. Это малое, как потом оказалось вместо нескольких дней предполагаемых растянулось на полтора месяца кропотливой и хлопотливой работы. Маленькая тайна: самая длинная смена была проведена за сведением все того же "Монсура", когда начатая около 16.00 работа завершилась далеко заполночь. Но, думается это не предел. Просто гораздо проще, когда знаешь, что же ты в результате хочешь услышать. А хотелось услышать многое. В "Монсуре" играет более 20 инструментов, надо сказать. Но все это было потом.

И вот все схвачено. Время определено. Цена тоже, кстати. Репертуар определен. Перкуссии погружены и отвезены. Гитары настроены. Струны поменяны. Медиаторы заточены. Гармошки почищены. Тексты оживлены в памяти. Микрофоны поставлены и отстроены. Папка "дайрот" помещена на дерево. Файл за номером один создан на "фабричном" компутере. Всякая прочая дребедень тоже в порядке. Взяты первые аккорды для записи контрольного трэка. Аркаша играет первые варианты. В течение нескольких часов записывается ритмическая подложка из "железа" и основная перкуссионная часть. На следующий день дописываются всякие побрякушки, звенелки, бренчалки, трещалки и палки-копалки. Частично некоторые эффекты сэмплируются, чтобы уже потом доложить при сведении. Отличной штукой оказался металлический поднос, кем-то когда-то спёртый из какого-то местного ресторана. За всей непритязательностью данного инструмента скрывался серьезный характер. Именно этот поднос с выгравированной надписью "Общепит" пару раз так угрожающе грохочет в композиции за номером шесть.

А дальше пошла обычная студийная работа со всеми ее примочками, заморочками, забавностями, сложностями, веселостями и трудностями. Как это обычно в работе и бывает, когда от слов и кухонных разговоров переходят к делу, идеи начали приходить прямо на ходу. Естественно, проект постепенно стал разрастаться и распухать. Первоначальная рабочая идея о записи двух гитар, вокала и перкуссий уже с середины первого дня полностью утратила свою актуальность. Однако это совершенно не означало, что хотелось напичкать альбом всем, чем только можно. Генеральная линия партии выдерживалась строго на протяжении всего времени записи и сведения материала. Принцип минимализма определил альбом в комплексе: и музыкальная часть, и отменный дизайн обложки сознательно подчинялись эстетике сдержанности и непритязательности. Энергия старательно ретушировалась и скрывалась внутри каждой нотки, каждого слова, подобно восточной женщине, укутанной в ткань арабского платка, чтобы быть выплеснутой сполна, когда этот платок будет снят.


© 1998–2023